В день встречи член-корреспондент РАН, научный руководитель Института водных проблем РАН Виктор Иванович Данилов-Данильян провел, наверное, самую странную пресс-конференцию — в движущемся автобусе.
Пресс-центр МК в последний момент отказался допустить к участию исследователей и экологов, поэтому им пришлось общаться с журналистами на арендованном автомобиле. Тема актуальна: в конце прошлого года было подписано совместное постановление правительств Москвы и Московской области, которое отменило все положения о санитарно-защитных зонах источников питьевого и водоснабжения, принятые до 1980 года. Мы поговорили с Виктором Ивановичем и заместитель директора Отделения водных проблем РАН Владислав Полянин о том, чем это грозит крупными экологическими и экономическими проблемами и что вообще происходит в Москве с питьевой водой.
Ну, все старые положения о санитарно-защитных зонах отменены, а что осталось? Хотим ли мы теперь вообще не иметь зон безопасности?
 | Виктор Иванович Данилов Данильян научный руководитель Института водных проблем РАН |
Постановление 1980 года остается, но распространяется только на охранную зону лесопарка в Москве, то есть зону примерно в 15 км от МКАД. Таким образом, водные источники верхнего течения Москвы-реки потеряют свой охраняемый статус.
 | Владислав Полянинзаместитель директора Института водных проблем РАН |
До 17 декабря санитарная зона составляла около 7,5 тыс кв км, то есть большую часть водосбора Москворецкого источника и водохранилищ водораздела канала его имени. Москва и частично водосбор Иваньковского водохранилища на реке Волге. С 2007 года Закон о воде запрещает сброс сточных вод, даже очищенных, в эту зону.
Но там живут сотни тысяч людей, они не могут не пользоваться проточной водой. Выходит, стандарты устарели?
Данилов-Данильян: Строились целые кварталы больших 12-14-этажных зданий. Вы можете поехать в Звенигород и увидеть их. В то же время мы не занимаем позицию в отношении Олега Митволя, который пытался снести бани на берегах водоемов. Мы не думаем, что все это нужно сносить. Здесь можно провести амнистию. Но сами санитарно-защитные зоны отменить нельзя ни при каких обстоятельствах. А к тем, кто уже сбрасывает сточные воды, должны быть предъявлены строгие требования. Все города и поселки на этой территории должны иметь ливневую канализацию и очищать ливневые стоки. Никто не говорит, что эти правила нужно вводить внезапно. Должен быть график, учитывающий реальные возможности. В общем, стандарты действительно устарели. Но кто отменяет кого-то, не развивая вместо этого других? В то же время мы точно знаем, что никому не приказывали разрабатывать новые стандарты.
Кому нужно было их отменить и почему?
Данилов-Данильян: После их отмены в экономический оборот можно будет ввести огромные территории. Но около 90% из них принадлежат Московской области и только 10% — Москве. Зачем все это губернатору региона Андрею Воробьеву понятно, но совершенно непонятно, какую пользу здесь может принести мэр Москвы Сергей Собянин. Возможно, снятие регламента связано с проектом Вячеслава Кантора по освоению поймы Москвы-реки от Рублевской водоочистной станции до Звенигорода. Речь идет о 1,3 миллиона квадратных метров жилья, совершенно новом районе на 50 тысяч жителей.
Это эксклав, присоединенный к столице в ходе расширения города вместе с Троицким и Новомосковским районами. То есть стройка в Москве. Выходит, это выгодно городу?
Данилов-Данильян: Сейчас там водянисто. Такая экосистема прекрасно способствует самоочищению Москвы-реки. Если их надстроить, качество воды в реке значительно ухудшится. И с каждым ухудшением затраты на очистку воды (в нашем деле под очисткой понимаются сточные воды, а при очистке питьевой воды используется термин «водоочистка») очень большие. Это означает, что имеется не только экологический ущерб, но и чисто финансовый ущерб. Москве было бы выгодно позаботиться о сокращении количества вредных сточных вод в Подмосковье.
Загрязнения больше или меньше?
Данилов-Данильян: В конце 1980-х годов основным источником загрязнения воды было сельское хозяйство. Промышленность оказалась на втором месте, а жилищно-коммунальное хозяйство на третьем. Теперь сельское хозяйство и ЖКХ поменялись местами. Это связано с ростом населения, тем, что сточные воды стали доступны большему количеству жителей, и тем, что используется огромное количество моющих средств. Раньше это было просто мыло.
В больших городах есть хорошие очистные сооружения, чего нельзя сказать о коттеджных городках, которые зачастую строятся прямо у кромки воды. Там не соблюдаются стандарты и их никто особо не проверяет.
Полянин: Кроме того, многие очистные сооружения в регионе были построены в 1950-1960-е годы, морально и технически устарели и просто не рассчитаны на сегодняшнюю нагрузку.
Следовательно, самую большую угрозу для воды Москвы представляют бытовые сточные воды?
Данилов-Данильян: Да, но есть и другие опасные факторы. Серьезную потенциальную угрозу представляют сточные воды. Когда мы строим свалки, мы не знаем, как подготовить дно и гидроизолировать его. Постепенно фильтрат просачивается в верхние водоносные горизонты, а оттуда попадает в реки. Это может произойти через 20, 30, 50 лет. Поэтому правильно организованные полигоны отходов должны иметь сбор и очистку фильтрата. Но это делается не везде.
Это была знаменитая Супоневская свалка под Звенигородом, в двух шагах от Москвы-реки. В конце 1990-х годов его окончательно закрыли из-за жалоб дачников Мозжинки, деревни прямо между свалкой и рекой. Но как его закрыли? Перестали привозить новый мусор и слегка засыпали его землей. Отходы никуда не денутся. Теперь они подвергаются химическому преобразованию с образованием сточных вод. И рано или поздно он достигнет реки. Лучший способ – пробурить и откачать. И таких свалок бесчисленное множество! Необходимо как минимум изучить движение этого фильтрата и изучить геологическое строение. Чтобы все это не стало неожиданностью, как в Нижнем Новгороде. Там два года назад с территории нефтебазы, закрытой 20 лет назад, в Волгу начали просачиваться нефтепродукты. И это в центре города!
Можем ли мы уже говорить о некоторых экологических последствиях загрязнения наших водных источников?
Полянин: В Москворецких водохранилищах (это Истринское, Можайское, Рузское, Озернинское и малое Рублевское) наблюдается интенсивное цветение воды. Развиваются микроводоросли, среди которых наиболее опасны сине-зеленые водоросли (цианобактерии), пик активности которых приходится на теплое время года, обычно на конец лета — начало осени. Некоторые виды содержат токсичные вещества, образующиеся в период вегетации и выделяющиеся при отмирании клеток и разрушении клеточных мембран. Высокая концентрация микроводорослей в воде создает трудности при очистке и дезодорации (устранении запахов) на водоочистных сооружениях. В связи с этим летом необходимо на несколько месяцев ограничить сброс из этих водоемов. В самих водоемах цветение негативно влияет на состояние гидробионтов и снижает биоразнообразие. С 1990-х годов практически все эти водоемы процветали, особенно Истринское и Озернинское.
Данилов-Данильян: А когда похолодает, происходит массовое вымирание водорослей, потому что они очень теплолюбивы. Мертвые водоросли разрушаются, и содержание растворенного кислорода в воде резко падает. Особенно на глубине. И чем больше кислорода в воде, тем большую концентрацию грязи могут переносить рыбы. Кроме того, в воде появляется запах сероводорода.
Почему эти водоросли так распространились?
Данилов-Данильян: Для питания им нужно много фосфора и азота. Всего этого достаточно в сточных водах домов и коммунальных служб. Азот биогенен, а фосфор в настоящее время водоросли получают в основном из моющих средств. Во многих моющих средствах фосфор сейчас составляет до 17% массы. В Европе такая бытовая химия запрещена, в ней должно содержаться максимум 2% фосфора. А у нас те же международные компании производят дешевую бытовую химию с высоким содержанием фосфора, и мы ее покупаем.
Ну, чистящих средств больше, но земледелия меньше, а значит, в воду попадает меньше азотных и фосфорных удобрений. Почему водоемы сейчас заросли водорослями?
Полянин: Это инерционный процесс, связанный с перестройкой всей экосистемы водоема. С одной стороны, сложно сразу разрушить экосистему в источнике воды, даже если позволить сточным водам стекать туда и увеличить использование удобрений. Но изменения накапливаются и могут привести к негативным последствиям, которые трудно предсказать. В этом случае процесс восстановления может длиться многие годы и потребует значительных организационных и технических усилий и огромных финансовых затрат.
Вы говорили о Москворецких водохранилищах. А те, что на канале имени Москвы: Иваньковское, Клязьминское, тоже цветут?
Полянин: Они цветут, но не настолько сильно, чтобы в теплое время года приходилось ограничивать их использование.
Москва-река составляет примерно половину питьевой воды Москвы?
Данилов-Данильян: Вода в Москву поступает из двух источников: Москворецкого (это Москва-река и Вазуза, протекающая в Смоленской области) и Волжского — из Тверской области по каналу имени Москвы. Раньше нагрузка на них была примерно одинаковая. Теперь, когда потребление воды снизилось, в канал имени Москвы закачивается меньше воды, экономится электроэнергия, и он снабжает город примерно 40% воды.
Расход сильно упал?
Полянин: Наибольшее потребление воды у нас приходится на середину 1990-х годов. С тех пор эта цифра сократилась почти вдвое и сегодня составляет около 3 миллионов кубометров в сутки.
Это потому, что заводы закрывались?
Данилов-Данильян: Промышленность Москвы никогда не была крупным потребителем воды. Может быть, завод «Серп и Молот». Основная экономия достигается за счет снижения расхода воды на бытовые нужды и снижения потерь в водопроводной сети. В первую очередь, заслуга принадлежит прилавкам. Раньше москвичи потребляли в среднем более 300 литров на человека в день, сейчас – около 200 литров. Причём люди от этого ничего не потеряли, качество их жизни не ухудшилось. Но у Мосводоканала накопились избыточные мощности. Сейчас он ищет возможности продавать воду городам Подмосковья.
Но у нас есть четыре станции водоочистки. Раз расход воды снизился, может быть, стоит просто закрыть два из них?
Данилов-Данильян: Станции нужны как резерв на случай чрезвычайной ситуации или диверсии. Но просто сохранить их тоже нельзя. Чтобы поддерживать его в рабочем состоянии, придется потратить немало денег. Поэтому они все еще работают, просто с меньшей нагрузкой.
По этой же причине не делают резервные подземные скважины. Много раз говорилось, что Москве нужен резерв в виде подземных источников, загрязнить которые гораздо труднее. Все это было связано с тем, что содержание необходимой инфраструктуры обошлось бы слишком дорого.
Многие крупные города питаются из подземных источников. Почему выбрали другой вариант Москвы?
Данилов-Данильян: Во-первых, это дешевле, во-вторых, в подземных источниках воды просто не так много.
Полянин: Артезианский бассейн Москвы не ограничивается Москвой и областью. Это более крупная территория. Но проблема в том, что запасы подземных вод, пригодные для эксплуатации, распределены крайне неравномерно и поэтому их использование для водоснабжения затруднено объективными трудностями, связанными с добычей и доставкой воды на большие расстояния.
Безопасна ли вообще для питья эта вода из поверхностных источников?
Полянин: В краны поступает хорошая вода. Контроль двойной: со стороны Мосводоканала и со стороны городских санитарных служб.
Данилов-Данильян: В середине 1970-х годов в периоды паводка мотыль погибал в воде из Москвы за полчаса, но эти времена остались в далеком прошлом. Большая работа была проделана в 1980-х и 1990-х годах. Сейчас в Москве вода не очень хорошая, за исключением двух-трех дней в году, во время прилива. В основном это проблемы с запахом: вода иногда пахнет рыбой.
Вы сами пьете воду из-под крана?
Данилов-Данильян: Я пью не кипятя, если, например, нужно принять таблетку. И потом, я больше любитель чая. Естественно, я не использую никаких фильтров. Фильтры для московской воды ненужны. Если вас беспокоит запах хлора, оставьте его на два часа.
Зачем вообще нужен отбеливатель? Неужели нет более современных способов обеззараживания воды?
Полианин: Это сорбция озона, это обратноосмотические мембраны. Все эти технологии активно используются в Москве. Добавление необходимых доз хлорсодержащих реагентов необходимо для того, чтобы внутри водопроводной сети не развивались болезнетворные бактерии.
Данилов-Данильян: Раньше, особенно на окраине Москвы, в сетях были перепады давления, и грязь засасывалась в воду через трещины в трубах. Сейчас контроль над давлением очень сильный.
Что не так с трубами, почему они треснуты?
Полянин: В 1960-е и 1970-е годы при прокладке трубопроводов широко применялись стальные трубы. Их часто укладывали без необходимых мер по защите от коррозии, из-за чего они быстро ржавели, и это стало заметной проблемой в 2000-х годах. Мосводоканал обновляет свои сети, но проблема, насколько нам известно, все еще остается.
Хорошо ли Москва очищает сточные воды?
Данилов-Данильян: Сброс сточных вод Курьяновских и Люберецких очистных сооружений в местах сброса чище речной воды.
Почему там так грязно, если заводов почти не осталось и все бытовые сточные воды так хорошо очищаются?
Данилов-Данильян: В реку попадают не только очищенные сточные воды из канализации Москвы. Есть выбросы промышленных предприятий. Это огромная ливневая канализация, которой управляет не «Мосводоканал», а другое ГУП «Мосводосток». Это совершенно загадочная организация, которая не предоставляет ученым и экологам даже карты точек выбросов. На запутанные вопросы представители отвечают, что таких карточек просто нет. Наконец, существует так называемый диффузный сток – это загрязнения, попадающие в Москву-реку непосредственно с территории во время дождей и таяния снегов. Их химический состав неблагоприятный: это нефтепродукты, антиобледенители, продукты разрушения дорожных покрытий и автомобильных покрышек и так далее. А некоторые загрязняющие вещества попадают в реку из воздуха. Речная вода особенно плохая на юге и юго-востоке Москвы.
Полянин: Большинство малых рек Москвы водопроводные. Они фактически стали сборщиками ливневой канализации. И никакого самоочищения, в отличие от естественных рек, там не происходит.
Можно ли что-то с этим сделать?
Данилов-Данильян: Необходимо очистить ливневые стоки. Модернизировать снегоплавильные станции, чтобы вода на них эффективно очищалась. Но все начинается с мониторинга. В 1990-е годы ситуация стала намного лучше. Когда я был министром экологии и природных ресурсов, в каждом субъекте федерации были территориальные управления федерального министерства, при них действовали специализированные инспекции государственного экологического контроля и анализа. В качестве проверки были взяты пробы из отводящих труб предприятий и проверена правильность заполнения форм «2-ТП Водхоз». 17 мая 2000 года территориальные отделения и инспекции были просто ликвидированы. Кстати, это единственный случай в истории России, когда ведомство было ликвидировано и его полномочия никому не переданы. На то, чтобы вспомнить экологию, понадобился почти год. Сейчас форму «2-ТП Водхоз» заполняют трубовладельцы практически бесконтрольно. А диффузное загрязнение никого не интересует. Результатом является «статистическая ложь». По официальной статистике, у нас за последние 20 лет сбросы неочищенных и недоочищенных сточных вод в водные объекты значительно сократились, но мало кто замечает, что речь идет лишь об организованном сбросе, причем со всеми нарушениями. И та же статистика говорит, что качество воды в водоисточниках за время этого сокращения не улучшилось.
Может ли река в большом городе быть чистой? Есть ли примеры этого?
Данилов-Данильян: Например, Рейн сейчас более-менее чистая река. Но в конце 1970-х годов в Европе это называли стоком. Все изменилось, потому что немцы построили потрясающую систему мониторинга и контроля и радикально усовершенствовали водоохранное законодательство. В начале 1990-х годов министр окружающей среды Германии Клаус Тёпфер переплыл Рейн в Бонне (тогдашней столице), показав личным примером, что купаться здесь теперь безопасно.
Другой пример: в середине прошлого века Великие американские озера катастрофически зацвели. Сельское хозяйство было основным источником загрязнения. Но американцы приняли меры, и теперь вся рыба в озерах восстановилась – и по количеству, и по разнообразию. То есть все это было возможно 40 лет назад. Надеюсь, что однажды то же самое произойдет и с Москвой-рекой. Интересно, что в будущем все это принесет государству финансовую выгоду. Затраты на здравоохранение снизятся. Производительность труда увеличится. Качество сельскохозяйственной продукции улучшится. Рекреационная привлекательность повысится.
