Archive of Our Own beta
Site Navigation
Actions
Work Header
Цепи судьбы
Tione Jade (Chaton_du_Soleil)
Summary:
Есть связи, которые нельзя разорвать.
Work Text:
Простыни горячие и колючие. Он утыкается виском в шершавый бок подушки, чувствуя, как за грудиной сжимается и разжимается кулак.
Когда Хаширама видит грубый абрис собственного лица на чужой груди, ему кажется, что у него отнимается сердце. Этого не может быть: он сейчас оживший труп, по венам его не течёт кровь, и сердце его не бьётся. Строго говоря, не бьётся оно с куда более давних пор, чем день смерти. Оно остановилось тогда же, когда он пронзил насквозь сердце Мадары. Оба они умерли в тот миг. Он больше не может чувствовать ничего — и всё-таки чувствует.
— Я вижу, после ухода из деревни ты занялся весьма мерзкими вещами, — глухо выдыхает он.
Мадара вскидывает подбородок, даже не пытаясь ничего отрицать. В каждом его жесте сквозит дикая, безумная гордость. Он словно бросает бывшему другу: «Видишь? Смотри, какой мощи я достиг. Теперь твоя сила для меня ничто, а значит, ничто и ты сам!».
А Хаширама смотрит и видит совсем другое. Лишь сейчас все кусочки смысла наконец ложатся на свои места, и громадная мозаика под названием «Мадара» предстаёт перед ним в завершённом виде.
Пока он строил деревню, старательно залатывая снова и снова возникающие дыры в человеческом доверии, Мадара терял надежду. Там, где один из них видел свет, другой замечал тени. Хаширама искал пути взаимодействия с людьми, а Мадара убеждался, что единства между людьми не бывает. Слишком много потерь было в его жизни, слишком много камней упало в реку его души.
Тогда как Хашираме казалось, что они в шаге от исполнения мечты, Мадара разочаровался в ней. Вот только что окончательно доломало его — недоверие со стороны клана и тех, кого он готов был защищать до последней капли крови, или же непонимание со стороны Хаширамы, лучшего друга, который даже не заподозрил, что с ним творится что-то неладное?
Хаширама не может двинуться с места, но он не уверен, что виной тому поражённые точки выхода чакры. Ему кажется, что его парализует память. Память — и осознание, насколько слеп он был.
Теперь до него в полной мере доходит, что значили все те слова об истинной мечте и о слиянии сил Сенджу и Учиха. И это слияние действительно стало бы возможным, сумей он остановить Мадару. По-настоящему, а не… ударом клинка в сердце. После которого объединение стало поглощением.
Лицо на груди Мадары — вживлённые в плоть Учиха клетки Сенджу — говорит о том, сколь глубока была бездна, в которую он погрузился. Сколько же лет он провёл в этой тьме, пока Хаширама оплакивал свою утрату?
А ведь всё это можно было бы предотвратить. Цепь судьбы не сразу захлестнула их смертельной петлёй. Каждое звено можно было разжать.
Но Хаширама не сделал этого, он ничего не сделал. Он отшатнулся, увидев край бездны. У него не хватило сил бороться за Мадару — и он начал бороться против него.
Ледяные пальцы впиваются в горло, чакра стремительно покидает тело. Хаширама слабеет, и в мутнеющем сознании бьётся лишь одна мысль…
…Он опоздал, опоздал… Он не понял… Больше нет ни единого шанса. Только горечь потери на губах — густая и вязкая, как остывающая кровь. Только острые осколки воспоминаний.
Он бьётся в сетях простыней, собственное сердце душит его. Каждый вдох и выдох даются с трудом, воздух кажется густым и тяжёлым, а горло — узким, будто трубочка для коктейля.
На плечи ложатся руки, вытягивая из омута сна. Он слышит сиплые булькающие звуки и не сразу понимает, что они вырываются из его груди.
— Доктор Уайт, — голос Мадары ещё не до конца покинула сонливость, он звучит хрипло и неуместно интимно, — снова приступ.
Потом он замолкает, внимательно слушая инструкции. Прохладные пальцы сжимают левое запястье Хаширамы, то ли безотчётно отсчитывая пульс, то ли помогая держать ингалятор, то ли успокаивая. От этого ли, или от вдыхаемого лекарства каменная плита на груди понемногу приподнимается. Хаширама опирается на подложенную под спину подушку и старательно дышит, пока осколки воспоминаний выскальзывают из нанесённых ими ран и рассыпаются в прах.
— Не хочу засыпать.
Предчувствие продолжения кошмаров заставляет невольно поёжиться. Пока горит свет и сознание находится под контролем разума, неясные видения отступили во тьму, однако они ждут и готовы вернуться. В горле ещё немного першит, хотя дыхание уже выровнялось.
— И не нужно, — Мадара сидит на кровати рядом с ним, обнимая. Его халат запахнут наспех, и Хаширама ощущает щекой тёплую полоску кожи. Ритмичный стук чужого сердца успокаивает, словно побуждая биться его собственное. — Подождём немного.
Он не говорит о том, что приступ может повториться, однако Хаширама слышит это опасение в его голосе. За пять лет совместной жизни они научились понимать друг друга почти без слов.
— Да, подождём, — Хаширама силится улыбнуться и надеется, что ему удаётся. По крайней мере, Мадара немного расслабляется.
— Ты стонал во сне. Что тебе снилось?
— Не помню, — Хаширама с досадой трёт лоб, но как ни старается разогнать туман в мозгу, у него ничего не выходит. — Помню только, что я хотел что-то изменить, очень хотел. И не мог.
— А это был тот же сон, что в прошлые разы, или другой?
— Я не помню.
Эти сны мучают его. Изломанные и горячечные, они приходят откуда-то из тёмных глубин подсознания, не давая ни разглядеть, ни отвернуться. Может быть, они — отражение его болезни. Прежде ему не снилось ничего подобного, он уверен, несмотря на то, что память не сохранила ни одного из них.
— Хочешь, я тебе почитаю? — предлагает ему Мадара, пытаясь отвлечь.
— Хочу. — Мадара осторожно отстраняется, чтобы встать, но Хаширама перехватывает его локоть. — Давай то, что сейчас читаешь ты, — он кивает на потрёпанный томик на столике.
Строки «Аргонавтов» плывут в ночной тишине. Низкий голос Мадары обретает бархатистые нотки, а порой в нём звучат громовые раскаты. Он словно видит всё то, что произносит вслух. Хаширама знает, что эта легенда имеет для него какое-то особое значение, хоть Мадара и объясняет своё увлечение обычным интересом. Он перечитал, наверное, все вариации этого мифа и все творения классики на его основе. Увы, сейчас у него мало свободного времени на чтение: с тех пор, как болеет Хаширама, ему приходится работать намного больше, чем прежде, фактически он работает за них двоих. Мадара берётся практически за все статьи, что ему заказывают. Благо профессия журналиста позволяет самостоятельно организовывать своё время и работать на дому.
Небо за окном светлеет, отражение настольного светильника в оконном стекле заменяет истаивающий серп луны.
— Как ты думаешь, почему Ясон оставил Медею? — сонно спрашивает Хаширама, когда перевёрнута последняя страница. — Ведь он же любил её… прежде.
— Возможно, она оказалась слишком безумной для него. Он женился, чтобы феакийцы не выдали Медею Эету, но сколько времени к тому моменту они провели вместе? Что Ясон о ней знал? А потом он увидел её сущность, и она напугала его. Ясон любил Медею, но он был всего лишь человеком, слабым и не слишком мудрым. То, что он обнаружил в ней, сломало его.
Устрашающие древние обряды, кровь на жертвенном камне. Причудливые символы на каменной плите. Теперь я обрёл свою истинную…
— Мне жаль Ясона, но он отвратителен.
— Все хороши, — замечает Мадара, помогает ему лечь и выключает светильник. — Не забывай про месть Медеи. Она действительно была той, кем её считали — чародейкой, жрицей Гекаты. Она возжелала уничтожить продолжение рода Ясона и сделала это, несмотря на то, что его дети были и её детьми.
Сломанные яростью черты. Кровавое пламя глаз. Ведь это же наша общая…
— Спи, — шепчет Мадара, наклоняясь к нему. Его собранные в пучок на затылке волосы растрепались, пышные пряди обрамляют бледное в утренних сумерках лицо. Сколько ни приглаживай их, эти чёрные лохмы, всё равно будут торчать как им заблагорассудится. Говорят, волосы человека отражают его характер. Мягкие и послушные выдают внутреннюю покладистость, жёсткие свидетельствуют об упрямстве и своеволии. В случае Мадары эта примета безошибочно верна.
Хаширама чувствует на щеке щекочущее прикосновение и улыбается в полусне. Мадара нужен ему именно таким, какой есть, с его неукротимой гордостью, жёсткостью, бескомпромиссностью, неуступчивостью и безумной преданностью.
— Спи, — повторяет Мадара и целует его в висок. Сам он не заснёт ещё долго, следя за тем, не становится ли Хашираме хуже. А значит, сегодня ни кошмары, ни удушье больше не вернутся.
Источник